Глеб Шульпяков родился в 1971 году. Окончил факультет журналистики МГУ. Автор книг стихотворений “Щелчок” (2001), “Жёлудь” (2007) и “ПисьмаЯкубу” (2012), «Саметь» (2017), четырех сборников путевых очерков и пяти романов. Переводил с английского стихи Тэда Хьюза, Роберта Хасса, Джудит Кофер, Элейн Файнштейн и Фионы Сампсон. В 2011 году в США вышел сборник стихотворений “Fireproof Box” в переводах Кристофера Маттисона. В 2013 году «Письма Якубу» вышли в Софии (перевод на болгарский –Мария Липискова). Автор пьесы “Пушкин в Америке” (лауреат конкурса «Действующие лица-2005»), “Карлик” (постановка – Театр Маяковского, 2004) и «Батюшков не болен». Поощрительная премия «Триумф» в области поэзии (2000). Ведущий программы «Достояние республики» на телеканале «Культура» (2008-2010). Живет в Москве.

Официальный сайт www.shulpyakov.ru

НЕ БЫТЬ ЖЕРТВОЙ

Фрагмент романа «Красная планета»

От автора. Один из героев романа становится невольным соучастником аферы контрабандистов. Он направляется из Германии в Италию, и путь пролегает через Баден-Баден. Знаменитый городок наводит героя на размышления о знаменитых его жителях.

Роман выходит в сентябре в издательстве «Эксмо».

ЗИГБУРГ, Hauptbahnhof

Саша достал конверт и долго не мог отсчитать нужную сумму. Наконец ему выдали билеты на поезд и несколько бумаг, где были указаны пересадки, время стыковок и даже гостиницы, которыми он может воспользоваться со скидкой, если захочет прервать путешествие. Франкфуртский в 10:10, пересадка в Мангейме на мюнхенский, далее Карлсруэ, Базель, Цюрих, Милан, Рим… Когда подошел состав, Саша не поднимая головы шагнул в вагон, и поезд тут же бесшумно отправился, словно хотел поскорее забыть и этот городок с его заправкой, и эту одинокую башню на холме, и облако над ней. В вагоне Саша положил чемодан на багажную полку, а тубус с картинами спрятал за чемодан. Когда он сел в кресло, он почувствовал, что голоден и пожалел, что на заправке не забрал завтрак. В момент стресса он обычно опустошал холодильник. «Здесь должен быть ресторан», – сказал он вполголоса. Он повторил эту фразу на немецком – контролеру, который сначала пробил билеты, а потом снял фуражку, вытер лоб и ответил. Из его слов Саша понял только номер вагона. Он снял пиджак и небрежно бросил его поверх чемодана. В дверях он оглянулся и как бы невзначай посмотрел на полку. Тубуса видно не было.

ФРАНКФУРТ, Flughafen

Во Франкфурте он перешел из одного поезда в другой, что стоял на соседнем пути, и в точности повторил действия: полка, тубус, чемодан, пиджак. Немцу, который пересел вместе с ним, он кивнул как старому знакомому. Потом Саша написал сообщение Леону и сверился с билетами. Номер поезда и время прибытия в Базель он отправил Фришу. «Zugestellt», сообщил телефон. На пути ждал Баден-Баден – город, где поссорились Тургенев и Достоевский.

ФРАНКФУРТ – КАРЛСРУЭ

…не мог простить Тургеневу чванства (называл «генеральством») – и денежного достатка. Сам был не в состоянии никуда уехать. Писалось и дышалось ему прекрасно и дома, нигде кроме как на родине работать он не собирался. Но обстоятельства? После смерти брата взял на себя долги по журналу, хотя был неплатежеспособен. Оставалось в тюрьму или бежать от кредиторов, и он бежал, хотя и сомневался, просчитывал варианты. Что, если в самом деле сесть в яму? «Как думаете, голубчик Аполлон Николаевич? – советовался с Майковым. – Там действительность, второй «Мертвый дом», материалу на 4 или 5 тысяч». А что, читали бы сейчас роман «Должник». Но нет, не решился. Дешевле было сбежать, иначе и посадят, и не видать аванса. А писать он будет в Германии, у него теперь жена-стенографистка. Но переехав границу затосковал: домой бы, к своим, а здесь – что? – тоска, скука. Полагал, что сочинять можно только в гуще того, о чем пишешь, другой стратегии не признавал. При встрече в Баден-Бадене сразу дал понять Тургеневу свое отношение («все эти либералишки и прогрессисты ругать Россию находят первым своим удовольствием»). А сам пришел к «либералишке и прогрессисту» просить денег. Проиграл в рулетку платье беременной жены, хотел отыграться. Унижался, и тут же за спиной мстил. «Тургенев пишет большую статью на всех русофилов, – ёрничал, – так я посоветовал ему для удобства выписать из Парижа телескоп, а то право разглядеть трудно». Немцев презирал, потому что все время проигрывал, как будто они были виноваты, что ему не везет в рулетку. «Чем они святые? – Искренне удивлялся. – Мне деньги нужнее». Вот логика человека из подполья. Странно, что ему вообще отвечали. «Цивилизация, – раздражался Тургенев, – в том, что в Европе нет ни немца, ни англичанина, ни русского, а все одинаковы. И другой дороги у России нет, иначе она закончит варварством». «Да полно-с, – парировал Федор Михайлович, – нам ли это подходит? Русский только тогда русский, когда он среди русских, и немец, и англичанин. А без народа и русский, и немец пропадут». То, что Тургенев говорил о другом, что люди одинаковы перед законом, в свободе равны, что «нет эллина и иудея» – не приходило Достоевскому в голову.

КАРЛСРУЭ – БАДЕН-БАДЕН

О немцах сказал: «Черный народ здесь гораздо хуже и бесчестнее нашего, а что глупее, в этом сомнения нет».  «Пропади Россия сейчас, – парировал Тургенев, – никакого убытка в человечестве не случилось бы». «Помилуйте-с! – Достоевский. – А народ? Ведь народ! Он благодаря своему благодетелю скоро поневоле приучится к деловитости!» (о эти «поневоле», «благодетель»…) Тут, кстати, очень хорошо слышен голос его Шатова («Я верую в Россию… – А в Бога? – Я… я буду веровать в Бога»). И какая снисходительность, какое высокомерие. Даже его жена, юница, больше и тоньше чувствует. «Моя Аня любит все это «антикварство», – пишет в Петербург, – вчера целый день осматривала «глупую ратушу». Можно представить себе эту ратушу, собор в Дрездене. Презрение к тому, чего не понимаешь, чего не хочешь видеть. А Тургеневу жизнь просто не оставляла выбора. Если кругом ложь и пошлость – как писать, как думать?

БАДЕН-БАДЕН – БАЗЕЛЬ

На прощание сказал Достоевскому: «Говоря так, вы меня лично обижаете, ведь я считаю себя за немца». Тот ответил: «Как же, Россия осмелилась не признать его гением, критики разругали «Дым»!» Вот и ответ, один «дотла» проигрался, другого выругала пресса. И оба оказались неправы (мы-то теперь знаем, каким варварством Россия закончилась). Но чему учит это знание? Кроме того, что есть вещи посильнее русского бога и германского духа? «Не быть жертвой» – повторял Саша в окно. «Не быть жертвой…» Его мысль кружила и упиралась в тупик, и этим тупиком была «нация» и «народ». Получалось, единственным условием, чтобы «не быть жертвой», был отказ от коллективной безответственности этой самой «нации» и «народа». Миллионы отдельных «я», каждое из которых отвечает только за свои поступки. Свобода, граница которой – свобода другого человека. Но готов ли наш человек принять это условие, готов ли взять ответственность за себя в свои руки? Саша сложил ладони и сказал: «Бессильная злоба». Он повторил это вслух, так что немец, сидевший напротив, поднял невидящие глаза от телефона. Саша говорил так всегда, когда мысль упиралась в тупик, в тоску и ярость. Поезд прибывал в Базель.