Елена Зейферт родилась в 1973 году в Казахстане, в г. Караганде. С 2008 г. живёт в Москве. Профессор Российского государственного гуманитарного университета, доктор филологических наук. Член Союза писателей Москвы и Союза переводчиков России. Ведущая литературного клуба «Мир внутри слова» и литературной мастерской «На Малой Пироговке».
Пишет стихи, художественную прозу, занимается критикой и литературоведением. Переводит античных, немецких, болгарских авторов, поэтов народов СНГ и России. Автор книг стихов, прозы, в том числе для детей, книги критики, монографий и учебных пособий по литературоведению. Составитель антологий поэзии и прозы. Публиковалась в журналах «Знамя», «Октябрь», «Дружба народов», «Литературная учёба», «Новая Юность», «Волга», «Урал», «Нева», «Крещатик» и др.
Победитель I Международного Волошинского конкурса в номинации «Стихотворение, посвящённое М. Волошину и Дому Поэта» (Коктебель, 2003). Лауреат главной литературной премии федеральной земли Баден-Вюртемберг (Штутгарт, 2010). Лауреат VIII Всемирного поэтического фестиваля «Эмигрантская лира» в конкурсе поэтов-эмигрантов «Эмигрантский вектор» (Брюссель, Льеж, Париж, 2016).
Ведущий рубрики — Мария Попова
САКРАЛЬНЫЕ ВЕЩИ, КОТОРЫЕ ТЫ САМ ВЫЗВАЛ К ЖИЗНИ
Какая вещь сакральная? Та, что отзовётся? Та, что поддержит? Сильная, крепкая, как медведь. Возможно, это тот мишка в крохотной карете внутри юлы, в которой шёл снежок, и я, ребёнком, из любопытства разбила её и потом долго рассматривала мишку, лошадку, ёлочки, а снег исчез. Или другой, плюшевый медведь, которого я помыла и высушила на батарее, а он вытянулся и застыл – умер. Так ли они сильны? Они невероятно сильны. Быть может, третий, тоже плюшевый, медведь сакрален? В новогодний вечер миллениума я выбежала с мусором к уличному контейнеру, сверху на нём сидел понурый плюшевый медведь лет пятидесяти, кто-то выкинул его под грохот тысячелетий, мишка воспитал детей и внуков и стал не нужен, грустнейшие пуговицы-глаза и бусина-виноградина пришита ко рту. Этот медведь сделал головокружительную карьеру, приехав со мной в начале нулевых из Караганды в Москву, где поныне и проживает с именем Мюльбер (на немецком это «мусорный медведь»). Дома я искупала его с шампунем. Вот бы удивился его бывший хозяин, узнав о миграции мишки. Но нет, медведи не сакральны, они совсем рядом, они живые. Моя шестилетняя дочка называет Мюльбера Обычный человек. Он просто Обычный человек.
Может, мой крестик на шее, тоненький, с четырьмя едва видимыми рубинами, сакрален? О да, он божественный. Я помню таинство крещения, мне было девятнадцать, в Караганде наступало лето. Или сакрален медальон, в глубине серебра которого Божья Матерь Умиление? Он, с утопленным в нём образком, священный. Только это такие святыни, о которых не пишут, их прячут под одежду, прикасаются к ним, когда неуютно. А, может, сакрален перстень, который подарил мне любимый человек? Нет, аметисты в перстне говорят на своём языке. О любви стоит молчать. Всё, что под розой, не должно быть предано огласке, повесьте розы на свои окна и двери, пусть всё молчит под розой. Мои свадебные серёжки – небесные. Я потеряла одну из них в день снегопада, перед сном хотела снять серьги, а одной гроздочки сапфиров в ухе уже нет. В тот день я делала доклад в МГУ, а вечером была в Чеховском культурном центре на вечере Данилы Давыдова. Решила позвонить в Чеховку, в Интернете нашла телефон, а он оказался номером бухгалтерии Чеховской библиотеки, а не культурного центра. Женщину, снявшую трубку, звали Ирина Скворцова. «Ой, что Вы, – сказала она, выслушав мою трогательную историю про памятные серёжки, – это другое здание, не наше, да и уборщица там уже помыла утром полы. Ну оставьте свой номер телефона, а вдруг…». Через полчаса она перезвонила. Моя серёжка, оказывается, лежала на верхней ступеньке лестницы, ведущей в подвал Чеховского культурного центра, десятки поэтических ног прошли вчера мимо неё, хрупкой (я уходила одной из первых), не наступив. Я бросилась к Ирине с коробкой конфет, мы сличили серёжки, и вторая благополучно вернулась на законное ушко. Есть у меня и другие мистические серьги, с крупными рубинами. В кафе у Фрунзенской мы беседовали с издателем, я сидела в глубоком кресле. Через полчаса после встречи я по привычке проверила мочки, а одной серьги нет. Ах! Она могла упасть где угодно, но я вернулась в кафе, в моём кресле сидел влюблённый мальчик и не отрываясь смотрел на девочку напротив него. Я подошла к ним, объясняя свою историю. Он встал, поднял подушку с кресла – о Боже, там лежала заветная серьга. Как младенчика, я покачала её в ладошке, унося домой. А юноша и девушка мне вслед весело кричали про «Двенадцать стульев».
Нет, ни детские игрушки, ни драгоценности, ни святыни, о которых много не говорят, – не они герои моей миниатюры. Сакральные вещи для меня –мои стихи или прозаические произведения, которым посчастливилось родиться подлинными. Я писала о них в «Эгиде»:
ЭГИДА
Есть очень болезненный и ценный этап на пути рождения подлинной поэзии, который я называю – обретение эгиды. Да, той мифической волшебной накидки, которой обладали, к примеру, Зевс или Афина.
Эгида нарастает слоями, но сразу навсегда остаётся с поэтом. Её появлению всегда предшествует полу-ад: сущностная нехватка, свойственная ночи; на пути гаснут факелы, один за одним; они гаснут, потому что льёт холодный дождь; рождающему холодно и одиноко, его оставили силы, свет и люди – любимый человек, друзья. И вдруг он ощущает, что не один и сила, которая пришла к нему – между ангельской и звериной, он не знал мощнее и преданнее её. Она предана, принадлежит только ему, в отличие от силы людей, из которой нередко уходит наша надежда. К нему тянутся – не руки, но потоки энергии, и начинают врачевать, сращивать лакуны. Это вас увидели ваши произведения, это их ответ.
Так возникает первый слой эгиды. Она уже никогда не исчезнет – слой может остаться таким же тонким, а может нарастать. С эгидой поэт обретает нечеловеческое не-одиночество. Люди будут считать, что они для него воздух, но поэт научился не дышать.
Те стихи, художественная проза, статьи, переводы, что дарят нам слой эгиды, – сакральны. Мы сами рождаем эти вещи. Придаём им содержание и форму, органику, ткани. Эти вещи только похожи на свои прообразы, но не равны им. Они значительно могущественнее земных вещей, людей и животных. Сакральные вещи можно носить в своём внутреннем ландшафте.
