Сергей Оробий
Критик, литературовед. Кандидат филологических наук, доцент Благовещенского государственного педагогического университета. Автор ряда монографий. Печатался в журналах «Знамя», «Октябрь», «Homo Legens», «Новое литературное обозрение» и многих других.
Обзор книжных новинок от 8 июля 2018 г.
В этом обзоре — феномен вторых романов, которые на самом деле были первыми, и размышления о «новой странной» прозе.
Михаил Однобибл, Вероника Кунгурцева. Киномеханика. – М.: ИД «Городец», 2018
От второй книги Однобибла я ждал чего угодно — именно этого и дождался. Во-первых, она не вторая, а первая (об этом ниже). Во-вторых, написана в соавторстве. В-третьих: чрезвычайно интересно, ну какой ещё сюжет мог прийти в голову человеку, сочинившему (вернее, наколдовавшему) «Очередь»?
А вот какой. 1970-е, в курортный город на юге Советского Союза приезжает человек по имени Марат. Он отбывал срок в неком Учреждении, а теперь сбежал оттуда, чтобы найти «истца» и, по всей видимости, ему отомстить. Исполнить задуманное ему мешает сложная сеть взаимоотношений многочисленных новых знакомцев, затягивающая героя (и нас, читателей), как паутина.
«Киномеханика» — игра в жанр: задумывался именно криминальный роман для вполне конкретного издательства, ещё до «Очереди», в 2003 году, тогда же написан Однобиблом до половины, а заканчивала роман Вероника Кунгурцева. Отправляя мне роман, она предупредила: мол, «Киномеханика» хуже «Очереди» — чему я, разумеется, не поверил. Правильно сделал: это тексты из одного теста. Совпадают типажи (там — очередь, тут — Учреждение, там — начальник бригады Рымарь, тут — опытный сиделец Патрик и так далее), но, что важнее, совпадает атмосфера. Вновь перед нами герметичная литературная шкатулка, городок-в-табакерке, где героям тесно — но всё же привычнее, чем читателю. Все формальные признаки криминального романа соблюдены, но Кафка (или Беккет, или, скажем, Ионеску) и Агата Кристи (или Рекс Стаут, или братья Вайнеры) постоянно меняются местами, гипнотический стиль повествователя и нарочитая манера общения персонажей не подбадривают читателя, а скорее вводят в транс.
Стало общим местом сравнивать Однобибла и Кафку, но парадоксальным образом роли опять совпали: если «Очередь» перекликалась с «Замком», то «Киномеханика» напоминает сиквел «Процесса». У главного героя сложные отношения с Учреждением, это не просто тюрьма — скорее среда обитания, куда герою привычно вернуться. Туманны и отношения «сидельцев» с «истцами». Правда, в конце концов натянутое сравнение рвётся, поскольку какая-либо тоталитарная тематика в «Киномеханике» вынесена за скобки. Для однобибловской поэтики важнее не Кафка-предсказатель, а Кафка-сновидец.
Любопытно, что именно кинематограф стал стержнем новой книги, это обнажение приёма, ведь и «Очередь» очень кинематографична. Однако — в специфическом смысле: Однобибла мог бы экранизировать Герман-старший или Балабанов (кстати, экранизировавший Кафку). Семиотики говорят, что природа кино близка природе сна. Всё дело в том, что Однобибл и Кунгурцева могут создавать романы с идеальным эффектом погружения: если и считать «Киномеханику» игрой в жанр, то это синтез детектива и сновидения.
Алексей Сальников. Отдел. – М.: Livebook, 2018
Начну с грустного: второй роман всефейсбучного любимца Сальникова заставляет всерьёз задуматься, а в чём на самом деле причина той читательской любви? «Петровы» подкупали атмосферой: стиль Сальникова — меланхоличная ирония, помноженная на уральский суржик (все эти «как бы» и «так-то», всплывающие то к месту, то ни к месту) — резонировал с историей болезни и прятал фабулу в гриппозном тумане. «Отдел» исполнен в той же стилистике, но создан из другой повествовательной болванки: так уж он задуман, что все ставки должны быть сделаны именно на сюжет. «Отдел» из тех историй, что заманивают читателей аннотацией: теоретически история о трудоустройстве на работу в жутковатый Отдел с пугающими полномочиями обещает тайну и грозит обернуться шедевром…
Увы, только теоретически. Можно остаться в плену обаяния автором («второй роман — всегда серьёзное испытание для писателя… в данном случае испытание можно считать успешно пройденным» — «Медуза»), можно блеснуть свежеизобретённой формулой («будто «Люди в чёрном» глазами Балабанова» — «Афиша»), но роман это не спасёт: «Отдел» оказался пустоватой, недодуманной, не такой уж «страшной», как обещали в анонсах, историей с недоношенным фантастическим допущением. Ставка сделана, но не сыграна. Возможно, всё дело в том, что хороший сюжет пришёл в голову не тому автору, тут нужен сочинитель с темпераментом Бушкова или — чтобы далеко не уезжать за пределы уральских земель — сальниковского земляка Алексея Иванова. У нас же в сухом остатке — никакие не «Люди в чёрном» и не Балабанов, а всё те же несчастливые «петровы», живущие будто во сне, с их нелепыми семьями, унылыми приятелями, вечной закомплексованностью внутри и зимой снаружи. И если это единственный литературный товар, который Сальников может поставлять на прилавки, то его поклонникам остаётся посочувствовать. Остальным скажу: хватит, переболели этим сальниковским гриппом — пора выздоравливать.
P.S. Sine ira et studio
Как ни относись к этой прозе, очевидно одно: и Однобибл, и Сальников — новое стилистическое явление. Интересно, что литературный предок у них один — Гоголь. Сальниковские «петровы» — это, конечно, новые акакии акакиевичи, но дело не только в этом. «Вся русская литература вышла из Пушкина, но вывел её Гоголь, в Гоголе русская культура начала видеть сны», – писал в конце 80-х Галковский. Поэтики Однобибла и Сальникова с их «атмосферностью» и магией фразы родственны природе сновидения. Но одних читателей такие эксперименты интригуют, как Алису в стране чудес, а других — усыпляют.
