Людмила Вязмитинова
Окончила Литературный институт им А. М. Горького, участвуя в семинаре поэзии Игоря Волгина и семинаре художественной критики Владимира Гусева. Член Союза писателей Москвы, Московского союза литераторов, в котором является председателем секции поэзии, и русского ПЕН-центра. Куратор литературного клуба LitClub«Личный взгляд», ведущая рубрики «КТО/ГДЕ/КОГДА» на литературном портале «Textura.club», участник проекта ЛиФФт (ведущая рубрики «Колонка критика» в журналах проекта).
Выпустила книги стихов «Пространство роста» (1992), «Монета» (1997), «Месяцеслов» (2017). В 2001 году стала лауреатом II Филаретовского конкурса религиозной поэзии. Автор множества статей о современной литературе, опубликованных в журналах «Новое литературное обозрение», «Знамя», «Новый мир», «Дружба народов», «Крещатик», «Урал», интернет-журналах «Топос» и «Лиterraтура», газете «НГ» (приложение «НГ-ExLibris») и др. На основании цикла выступлений на Радио России выпустила сборник эссе о современной литературе «Tempusdeliberandi. Время для размышлений» (1998, в соавторстве с Андреем Цукановым). В 2016 году в издательстве «Классики XXI века» вышла книга избранных статей «Тексты в периодике».
КТО/ГДЕ/КОГДА: №4 (27.03.18)
Запоздав на этот раз с рубрикой, описываю события, состоявшиеся до идущего сейчас в Москве месячника «Дня поэзии», о котором ещё предстоит написать. Однако, по сути дела, вижу только одно, не слишком существенное изменение в литературной жизни: плотность литмероприятий в Москве, и так очень высокая, вышла за все разумные пределы. На этом фоне, с одной стороны, более отчётлива видна борьба площадок за аудиторию, но с другой, просматривается тенденция к ослаблению этой борьбы – в силу того, что каждая из них с той или иной степенью успешности обзавелась своим кругом посетителей, они же – участники проводимых там мероприятий. Разумеется, пересечения не редки, но, как сказал Александр Марков в ходе круглого стола «Гадкий утёнок на литературном дворе», прошедшего 18 января в курируемом мной литературном клубе «Личный взгляд» (материал о нем был в прошлом выпуске рубрики), «легко просматриваются правила, по которым» каждая площадка (Маркой говорил о критиках, но это применимо и к площадкам) «взаимодействует со своей аудиторией, оправдывая её ожидания и соответствуя её бэкграунду». И, в принципе, атмосфера в литературном пространстве установилась довольно мирная – и во многом скучная: эстетические направления со своими приверженцами сложились, площадки и издания тоже, авторы пишут, уровень текстов неплохой, а временами очень хороший, практически всё значимое издается, проходят презентации и обсуждения, при этом в целом качество презентаций растет, а обсуждений падает. Но об этом – немного позже.
8 февраля в библиотеке № 267, она же – Культурный центр им. Н.К. Крупской прошла презентация № 2 (8) 2017 альманаха «Новая Среда» (гл. редактор Владимир Пряхин). Об этом мероприятии довольно подробно написал участвовавший в нём Василий Геронимус (ГН ExLibris от 22 февраля), упомянув, что речь идёт обо всем известном альманахе «Среда», в названии которого появился эпитет «новая». От себя добавлю, что номер посвящен силлабо-тонике, место которой в русскоязычной поэзии на сегодняшней день – весьма интересный вопрос, требующий отдельного разговора, и что это издание отличается – на фоне общей ситуации – тем, что его авторы зачастую довольно широко разнесены по кругам литературного общения, что делает альманах – при высоком качестве публикуемых текстов – очень интересным (с презентуемым номером можно ознакомиться здесь). Сам Пряхин в «Колонке редактора» пишет, что он отнюдь «не опровергает высказываний о его «всеядности», появившихся летом 2017 г. в сети и на страницах периодических изданий», и «не планирует опровергать их и впредь». При этом он отдает себе отчет в том, что «любое художественное произведение может быть достойно оценено только с позиций «направления», «школы», «группы», к которой оно, весьма, конечно, условно, принадлежит», при том, что это «предполагает и специальный инструментарий» «для оценки» «принадлежности». Полностью соглашаясь с этой позицией, добавлю, что именно такая постановка вопроса способствует устранению, пусть и мирной, но разобщенности в литературном пространстве и развитию критической мысли, направленной на осмысление общей картины происходящего в нём – именно с этим сегодня серьёзная проблема.
А 24 февраля на этой же площадке прошел вечер, представляющий один из самых интересных и прочно утвердившихся в литературном пространстве проектов – цикл вечеров «Полёт разборов» (куратор Борис Кутенков), на которых также встречаются авторы, временами достаточно далеко разнесенные по эстетическим направлениям. Думаю, этот проект не нуждается в представлении, и достаточно сказать, что на этот раз разбиралось творчество поэтов Ильи Плохих и АлександраЧусова, в а роли экспертов выступили автор этой статьи и заочно – Олег Демидов, Валерия Исмиева и Кирилл Анкудинов. Кроме того, со стороны зала в дискуссии активно участвовала Екатерина Ливи-Монастырская, постоянный участник вечеров этого цикла. Обсуждение было довольно бурным и, на мой взгляд, во многом сумбурным. Важным же мне здесь показались два аспекта.
При чтении текстов, присланных заочно участвующими в дискуссии критиками (мне эта практика вообще не кажется удачной – все-таки дискуссия требует очного присутствия, во всяком случае, вряд ли продуктивно допускать наличие более одного заочного участника) бросалось в глаза обилие отрицательных высказываний. Кроме того, из зала также поступало достаточно большое количество отрицательных суждений и критических замечаний. Вовсе не ратуя за исключительно хвалебный тон при публичном обсуждении поэтических подборок, замечу, как я это уже и сделала в тот вечер, что поучать поэта – дело рискованное, и делать это надо, на мой взгляд, с гораздо большим уважением, чем это наблюдалось в тот вечер.
Поэту дано чувствовать больше и тоньше, чем не обладающему поэтическим даром, и прежде, чем судить, насколько плохи или хороши его тексты, стоит подумать над тем, что кажется нарушением – гармонии ли, традиции ли, или попросту – представления о том, какая должна быть поэзия с точки зрения высказывающегося. В конце концов, культура, и в том числе литература, развиваются, многое в них меняется, и первый удар со стороны не желающих или не умеющих замечать эти изменения обычно принимают на себя поэты – как первые, кто улавливает и отражает в своих текстах происходящие в культуре изменения.
Вот стихотворение Александра Чусова, вызвавшее большие нарекания:
В животе у девы зарыдала дочь:
Мама, слишком тёмная ночь!
Мама, слишком много воды вокруг!
Скоро будет рассвет?
Вдруг я буду мальчишкой – а там война?
Вдруг у нашего дома высохшая река,
И ты закутана с головы до пят?
Скоро будет рассвет?
Вдруг слишком много девочек в нашей стране?
Вдруг ты не станешь меня любить?
Вдруг эта слишком тёмная ночь
Не имеет конца? Скоро рассвет?
Животу у девы расти не в мочь.
Мама, слишком ли ярок свет?
Мама, слишком ли ярок свет?
Раз «дева» – значит, дева Мария, тогда откуда – «дочь»? Что это? – кощунство, глупая ошибка, или чего еще похуже, или понеумелее, или поглупее? А на дворе – набирает силу XXI век, так называемый «женский вопрос» давно трансформировался в нечто вроде «мужско-женского вопроса», изменив культуру до такой степени, что школьники перестали понимать классическую русскую литературу. Действительно, с позиции сегодняшнего дня – в чём трагедия Анны Карениной? На одном из семинаров, лично проводимых мною в прошлом году в одной из средних школ Москвы, мне был задан вопрос: а почему Анна не подала в суд на мужа, запрещающего ей видеть её ребёнка? А, например, в популярном фильме «Пипец» боевик, крушащий криминальную банду, – девочка 12-ти лет, а в сверхпопулярном фильме «Доктор Стрендж» древний учитель, в исходном варианте сюжета – старец с бородой, – выглядящая отнюдь не старой женщина. Меняются стандарты и представления, вечные ценности и истины не уходят, а раскрываются несколько по-иному, позволяя расширить представления об устройстве мира – в принципе, как писал великий Кант и другие мудрецы – до конца непознаваемого. Это ни плохо, ни хорошо – это путь нашей цивилизации и её культуры, и в этом надо разбираться – что тут действительно плохо или хорошо, внимательно и вдумчиво вчитываясь в тексты поэтов нового поколения (а Чусов родился в 1987 году). Но как раз с анализом как текстов, так и происходящего в целом дело обстоит не лучшим образом.
В отношении Ильи Плохих дискуссия была ещё более бурной, и ещё менее продуктивной. Говорили о вызывающей простоте и поверхностности его поэзии, а временами и вовсе о его полной несостоятельности как поэта. Дискуссия продолжалась ещё несколько дней в ФБ – в комментариях к его собственному посту, начинающемуся такими словами: «По крайней мере, было не скучно. «Брутальному» критику-заочнику, заявлявшему – «Двух строф связать не может», оппонировал «добродушный» очник – «Не может и одной». Не читавшая Лермонтова молодая критикесса советовала «выпрямить» все инверсии в стихотворении «Водохранилища смотритель»».
Защищать здесь стихи Ильи Плохих не вижу смысла – у них масса почитателей, к которым принадлежу и я, понимающих, что эти стихи – не частый сегодня случай, когда за внешней простотой скрывается глубокая философия и редкая любовь к жизни и людям, и, наконец, они хорошо сделаны. Что касается Лермонтова и «молодой критикессы», то речь идет о стихотворении, эстетика которого, на мой взгляд, перекликается с эстетикой знаменитых текстов Андрея Родионова (которые простыми и тем более неумелыми ещё никто не называл) и которое уже несколько лет имеет большой успех у публики, особенно у женской ей части:
ДЕМОН
За рычагами большого крана
она трудилась на стройке дома.
Была окрестностей панорама
до каждой мелочи ей знакома.
Она не очень такой любила
пейзаж, в размытых дождями красках.
С утра до ночи ей «майна-вира»
кричали снизу мужчины в касках.
Всегда хотелось кого-то ближе,
но отсылались обратно сваты.
Все были ниже: прораб и иже,
а выше были лишь стратостаты.
Лишь одинокий пустыни житель,
еще гонимый своей враждою,
к ней, как в монашескую обитель,
влетал погасшей давно звездою.
От первородной смертельной скуки
вновь достигая былого жара,
он обжигал ей лицо и руки
и, забываясь, шептал: «Тамара», –
шептал, – и будешь царицей мира».
Не долетало наверх ни звука
от тех, что снизу кричали: «Ира,
ты что, совсем там пристыла, сука?!»
Так вот, «критикесса» задала следующий вопрос; «А почему он называет её Тамарой? Ведь её зовут Ира». Полагаю, комментарии излишни – это я в отношении падающего уровня обсуждения.
А вот уровень презентаций – в отношении зрелищности – растёт. Хорошая иллюстрация этому – прошедшая 23 февраля в театре Дома Булгакова презентация книги стихов Егора Сальникова «Танцы» (М.: Стеклограф, 2018), совпавшая с празднованием 30-летия её автора. Для начала публике был показан многократно премированный спектакль по сценарию юбиляра, в котором он играл одну из ролей – «Будь здоров, школяр!». А затем был великолепный капустник, в котором приняли участие актёры – друзья юбиляра, в том числе был показан отрывок из нового мюзикла «Синяя борода». По ходу действа на сцене звучала отличная музыка, демонстрировались детские фотографии юбиляра и отрывок из фильма «Пузырьки», а сам Сальников пел, в том числе на английском языке, танцевал степ, разыгрывал сценки, представлял выступающих, рассказывал о себе и своём творчестве и – конечно же – читал и читал свои стихи. Зал был битком набит, не хватало стульев, зрители сидели на полу – и оно того стоило! Недаром постоянно раздавались крики «Браво!» и долгие аплодисменты.
В сущности, это был спектакль, в котором главный герой – поэт, исполняющий свои стихи. И то, что в данном случае хороший поэт, – профессиональный актёр, создало уникальную атмосферу спектакля, поскольку актёрское исполнение было одновременно авторским. Актёр играл поэта – самого себя, весёлого, жизнерадостного, эмоционального, талантливого во многих областях, работоспособного и умеющего дружить человека, пишущего хорошие стихи. «Душа должна танцевать» – такими словами закончил он свой спектакль, вызвав бурные аплодисменты, переходящие в овацию. Презентуемая книга так и называется – «Танцы», и главы в ней названы по названиям танцев: «ча-ча-ча», «самба» и т. д., хотя, как пишет в предисловии Лев Оборин, тексты этой книги «по преимуществу говорят о вещах страшных: война, террор, радиационная катастрофа, болезнь, безразличие». Но, продолжает Оборин, «вместе с тем» в них «продолжается жизнь – непосредственная, эротичная на грани фола, импровизирующая» – а она такая и есть. Вот одно из стихотворений книги:
У меня в комнате висит шкура
Убитого оленя,
Похожая на карту России:
Проломан уральский хребет,
Безжизненно свесилась лапа Камчатки,
Кровавой наволочкой заволокло глаза.
В прощальном прыжке распластавшийся по стене
Он не рухнет в брызги боярышника и ореха.
Но дело не в смерти,
Убитый олень прекрасен.
Теперь его надо распотрошить, согревая руки
В нефти оленя, в природном газе оленя,
Промыть золотые жилы –
Вот это обряд!
Охотники курят, смеются, свежуют и солят мясо,
Рога обломили и вывесили в прихожей.
На них висят шапки, солёные снегом.
Да, дело не в смерти. В конце концов
Шкура, лишенная содержанья
Превращается в мавзолей.
Время не хочет любить мавзолеи:
Когда умерла самка убитого оленя,
Седой клок вспыхнул в Поволожских степях;
Когда умер детёныш убитого оленя
(Успев к тому времени стать вожаком),
Седина, как Ермак, покорила Сибирь;
Когда умер враг убитого оленя,
Тот, кто убил оленя – когда он умер,
Тайга превратилась в пепел.
А шкура висела,
И школьники изучали
И били указкой по венам Оби и Лены,
И ставили красные ссадины революций.
И белые волосы, лёгкие, как паутина,
Лишённые всякой органики, падали с карты.
Не разлучённая,
Не облучённая,
Жизнь, начинающая с азов –
Под звон стекляруса
Хари с Соляриса
Выпила жидкий азот.
Понятно, что формат презентации книги Сальникова не предполагал обсуждения стихов. Но всё меньше этого обсуждения становится и там, где оно по замыслу проекта должно быть. Так, 9 февраля в Доме Брюсова прошел вечер проекта «Полюса» – также одного из самых интересных и прочно утвердившихся в литературном пространстве проектов. На этом раз его героями были Авномом Доветров и Дана Курская, и зал был полон. Слушали с заметным удовольствием – и стихи, и авторские комментарии к ним, но вопросов было немного, а комментарии со стороны зала практически отсутствовали. На стандартный вопрос «В чём ваша полюсность?» исчерпывающе ответила Дана Курская: «Я баба, а он – мужик, вот и всё отличие», а Автоном Доветров дополнил: «У неё более красиво и благозвучно». Иначе – эмоциональней, что естественно для женщины и не выпадает из устоявшегося миропорядка.
Поэзию этих поэтов отличает максимальная приближенность лирического героя к автору, эмоциональная открытость миру и откровенная любовная лирика, в которой описаны секс и нежность, на которые накладывается ожидание чего-то большего. Но вот ряд строк (даны в том виде, как я их записала, поэтому будут неизбежные, но, надеюсь, не существенные для смысла данного текста ошибки). Курская: «как лежали мы», «и голос твой: родная, что ты», «я засыпаю рядом», «счастье мое, наши тела легки, всё остальное оптика тонких пленок», «когда твои пальцы сомкнутся на шее моей», «и разводила бедра, как мосты», «я помню, мы лежали на полу». Доветров: «ходишь по комнате полунагая», «мы счастье пакуем в пакеты и сумки», «мы просто играем», «присядем, да что уж, приляжем», «ты помнишь всё это, а я еле-еле», «ты где? и смерть стучит в моё ребро», «скоротал он с нею ночку и уехал в электричке», «и ты выходишь из конторы в мерцаньи звезд», «и ты роняешь свой айфон на потрясённую брусчатку», «не отдам тебя смерти». А строка Курской «я стою и всматриваюсь в глубину, ты стоишь и смотришь из глубины» – прозвучала как ответ на вопрос «В чём ваша полюсность?», то есть полюсность женского и мужского.
И уж вовсе не предполагал никакой рефлексии парад-алле, состоявшийся 27 февраля в клубе «Дача на Покровке» – по поводу дня рождения Юрия Цветкова, которому в тот день исполнилось 49 лет, и он решил позвать на чтения 49 друзей. Именно друзей – хоть это был широкий круг авторов: Аркадий Штыпель, Денис Безносов, Георгий Манаев, Геннадий Каневский, Всеволод Емелин, Данила Давыдов, Алексей Сосна, Игорь Левшин, Игорь Караулов, автор этой статьи и многие другие. Это был праздник: весело, широкий круг хорошо знакомых коллег и друзей, время отдыха.
Таким же праздником поэзии и общения – в гораздо более узком кругу друзей – стал прошедший 4 марта в новом помещении культурного центра «Пунктум» вечер из цикла «Соприсутствие» (куратор – Юрий Угольников) – под названием «Сердечное почвоведение», героями которого были поэты Алексей Денисов и Сергей Ташевский. Как было написано в анонсе вечера, «в их стихах сквозит» «некоторая самородная почвенность» – в том смысле, что «»почва и судьба» в их текстах действительно дышат (впрочем, перегной и навоз в составе этих почв присутствуют в изрядном количестве)». «Решать, насколько приглашенные авторы стилистически близки или не близки», было предложено публике, которая полностью игнорировала это предложение и попросту радовалась текстам и приятному общению. Как я писала уже в ФБ, «Денисов сначала заявил себя от Подмосковья, потом напомнил, что вообще-то он долго представлял Владивосток, а Ташевский сразу сказал, что представляет Москву, но в стихах эта география как-то не прослеживалась, видимо, речь шла о почвоведении сердца – самая свежая по времени книга Денисова называется «Свиное сердце», и вышла она-таки во Владивостоке – аж уже в 2014 году, и ее не достать».
Читали Денисов и Ташевский в несколько заходов – весело и с удовольствием, постепенно расдухарились, и все пришедшие – человек 15 – веселились и наслаждались стихами и компанией друг друга, искренне радуясь каждому тексту. Лично мне запомнился – и уже вряд ли когда забудется – такой текст Ташевского:
Она меня имеет. Я имею
Её. Такие разные – и всё ж!
И сам я так от этого хуею,
Что дальше ни хуя не разберёшь.
Хуйня уходит, и хуйня приходит,
И падает – и снова на меня,
Одна хуйня как дождь по крышам бродит,
А в дом войдёшь – такая же хуйня,
Хуйня в углу, хуйня под одеялом,
Хуйня во сне, и наяву – гуртом –
Особенно заметна в чём-то малом,
А вот во всём большом – уже потом.
Потом с котом! Скотом уже, скотиной
Себя берёшь как будто за рога,
И, дорожа последней хворостиной,
Выходишь в лес на поиски врага,
Но это снова происки сознанья,
Которое – опять-таки – хуйня,
И вот лепечет милое созданье,
Что не оставит до смерти меня.
Итак, портрет! Смотрите без укора:
Хуёвы краски, смазаны холсты
Такой хуйнёй, что вы без разговоров
Здесь перейдёте с автором на «ты» –
Ну, ты смотри! Хуйне не потакает
Хуйня, хотя она и не в цене,
Когда дойдёшь, во всю хуйню вникая,
К своей свободно избранной хуйне.
Это был чудесный вечер, и стоило пробираться на него сквозь обильно выпавшие в Москве в тот день снега и искать в этих снегах новую дислокацию «Пунктума», расположившегося так глубоко во дворах, что Угольников около часа ловил блуждающих в заснеженных дворах – как выступающих, так и слушателей.
Теперь о двух мероприятиях, которые дают понять, в каком направлении движется наша литература, а движется она в сторону сближения – если выражаться языком науки – двух способов организации художественной речи – прозаического и стихотворного (не путать стихи и поэзию!) – с задействованием множества приемов, на разработку которых были так богаты как XX век, так и прошедшая часть XXI-го. И показательно, что на обоих этих мероприятиях залы были полупустыми – присутствовал практически исключительно ближний круг друзей авторов. А ведь в обоих случаях это было то ещё шоу! – только эстетическое, интеллектуальное, а не организованное путем мигания огней, кадров на экране, музыкальных номеров, танцев и т. п., к чему успели приучить посетителей литмероприятий за уже, пожалуй, 20 лет. В сущности, и эти мероприятия вполне можно было уснастить тем же – видео и фото уж точно. А стоило ли, теряется ли при этом нечто существенное – «That is the question», если вспомнить Шекспира.
14 февраля в культурном центре «Покровские ворота» состоялась презентация двух новых книг Владимира Пряхина – «узники жизни или жить нужно другим. журчание мнимых вод» и «все эти вещи», вышедших в тульском издательстве ООО «Полиграфинвест» (зачем-то совмещенная с презентацией книги И. Семененко-Басина «Ювенилиа», М: Водолей, 2018). В анонсе мероприятия было написано, что Пряхин в своем творчестве «сюрреализм и экспрессионизм сочетает с методами литературы «потока сознания», «измененного сознания», «автоматического письма» и сновидческой логики. Новаторскими для русскоязычной поэзии можно считать предъявленные образцы «трансфигурации объекта» и «уклоняющегося» (evasive poetry) письма на примерах нескольких поэтических текстов».
В предисловии к книге «узники жизни или жить нужно другим. журчание мнимых вод» Татьяна Виноградова (автор иллюстрирующих книгу коллажей) приводит слова самого Пряхина о его текстах – «не все из них можно назвать стихотворениями и не все из них можно отнести к поэзии», и о цели его творчества – «продуцирование текстов, не привязанных к явлениям окружающего мира, но производящих определенное эмоциональное воздействие». Сама она считает эти тексты «экспериментальными, пограничными», «посвященными опытам добычи поэтического радия» – всеми возможными для литератора способами, при том, что им «присуща ироничная лиричность, даже исповедальность – в сочетании с детским взглядом на мир» и «уникальная авторская оптика, при помощи которой обыденное, привычное, незамечаемое преобразуется в удивительные универсалии».
А вот цитаты из аннотаций, вынесенных на четвертую страницу обложки книги «все эти вещи». Елена Зейферт: «Пряхин не демиург, а наблюдатель, очарованный свидетель рождающихся и/или уходящих на его глазах элементах и законах бытия. Лирический герой книги стремится постичь устройство нейросети, как множества внутренних, но кажущихся внешними миров». Ян Выговский: «Какую бы тему автор ни выводил на передний план, нехватка зафиксировать ускользающую смену одного явления на другое не перестает быть центром развертки каждого текста. Поднимаемые проблемы роботизации и искусственного интеллекта переосмысляются в поэзии Пряхина, не обнаруживая свое место ни среди консервативных традиционалистов, ни среди молодых, ищущих новые правила и традиции переизобретающих: телевизионный пульт, между переходом функций беспроводного интерактивного и ключом к виртуальной реальности, не переставая фиксировать-видеть».
Полностью соглашаясь с приведенными выше мнениями трех экспертов, добавлю, что тексты Владимира Пряхина – одно из самых удивительных и радостных явлений для меня в нашей литературе за последние годы. Вот один из текстов книги «узники жизни или жить нужно другим. журчание мнимых вод»:
НАСТОЯЩАЯ ВЕЩЬ
вот она
в коробочке
настоящая вещь!
я купил её у нищей старущки
там, за углом
она не взяла
почти ничего за неё
долго расспрашивала меня обо всём
потом отдала
сказала
что теперь может умереть спокойно
да
неказистая снаружи настоящая вещь
углы пообтерлись за сотни лет
что с ней делать не знаю
зато теперь я знаю
что жил не зря
что с ней будет?
думаю
ничего хорошего
у неё нет никакого будущего
как у всякой настоящей вещи в этом мире
но я почему-то
перестал волноваться
А 4 марта в библиотеке им. Ф.М. Достоевского Евгения Некрасова читала отрывки из своей недописанной «Выкинутой повести». В аннотации было сказано: «Бывает так, что женщины выкидывают своих новорожденных детей в мусорные баки, расположенные в обычных жилых дворах. В момент выбрасывания младенцы превращаются своими матерями как будто в мусор, в отход жизнедеятельности. Новый текст Евгении Некрасовой «Выкинутая повесть» рассказывает о трансформации выброшенного ребёнка в «помоечного Маугли», который воспитывается мусорным контейнером вместо людей». Об авторе было сказано так: «Пишет экспериментальную прозу в жанре «социальный магический реализм»».
Сама Некрасова в ходе ответов на вопросы сказала, что конец у повести «жизненный», но если у Киплинга Маугли вернулся к людям, то лично она «не уверена», что её «помоечному Маугли» «надо к ним возвращаться». В отношении своей эстетики она заметила, что наследует Ремизову и не любит «длинных, скучных текстов», поэтому её собственный – разбит «на маленькие типа главки, которые легче и читать, и слушать». В зале были в основном молодые люди, человек 15-ть, и характерно, что только один из них – мужского пола. И также характерно, что они обсуждали исключительно эстетические вопросы – о том, как устроен текст: «по типу минисерий или комикса», но ни разу не коснулись проблем этических – почему и как оказался на помойке новорожденный ребёнок.
Также не касаясь этических вопросов, требующих текста иного жанра, остановлюсь на эстетике прочитанного Нерасовой текста. Вот отрывок из его начала:
«Но вот огромная, плотная, сочная обида созрела где-то над невидимым горизонтом, прозрачной кометой кинулась в этот двор и обрушилась на помойку, разметав валяющиеся бумажки. Она вмазала по крайнему контейнеру, и молния спортивной сумки разъехалась, подставляя младенческие ноздри растворённому в гнилье кислороду. И сам мусорный контейнер вдруг сразу почувствовал всё – и эту вселенскую обиду, и холод, запах вокруг и в собственном теле, а главное – ребёнка у себя во чреве.
Тебя трудно назвать подкидышем,
Потому что ПОДкидывают под порог дома,
А в мусорку только ВЫкидывают,
Поэтому ты, маленький мой, – выкидыш».
При чтении бросается в глаза переплетение прозаических и стихотворных приемов, а далее, по ходу разворачивания сюжета в тексте появляются и вкрапления в виде вполне нормальных – в современном понимании – стихотворений. В сущности, проникновение прозаических приемов в стихотворный текст, а стихотворных – в прозаический – далеко не новость в литературе. Но в наше время это приняло массовый характер, и, на мой взгляд, начался переход количества в качество.
В отношении жанра «социальный магический реализм», хотелось бы сказать, что «магический реализм» – это «художественный метод, в котором магические элементы включены в реалистическую картину мира», при этом магические явления принципиально таинственны и необъяснимы. И если здесь мы имеем дело с магическим реализмом – то это следующая стадия его развития – в сторону фантастики типа «Малыша» братьев Стругацких. То есть здесь есть некая, пусть туманная – в виде наличия некоего негуманоидного разума, но расшифровка необычности происходящего. Другой вопрос – источник появления этого разума, который никак не объясняется. Или это развитие – в сторону социальной сатирико-фантастики по типу «Путешествий Гулливера» Джонатана Свифта. Или, что скорее, в обе эти стороны.
На мой взгляд, самое интересное в написанной части повести – то, что отсутствует у Стругацких – описание языка общения, если угодно, представителей гуманоидной и негуманоидной расы:
«Из воспитания пластмассовой матери-контейнерки человеческого выкидыша выросло общение. Язык формировался в ходе выживания и возник из бытовых забот. Мать коммуницировала наклонами, покачиваниями, проворотами и поворотами колёс, постукиванием и помахиванием крышки. Дочь разговаривала тоже помахиванием рук и ног, мимикой лица и запахами, которые могла производить. Контейнерка не издавала запахи своим полимерным телом, зато она научилась говорить ими, передавая дочери источники различных ароматов. Все эти системы смешались и соединились в чудный, крохотный, сложный, интимный язык, на котором говорили всего два носителя в мире: мать и дочь».
Наверно, это покажется кому-то кощунственным, но меня эта пара – мать-контейнерка и детёныщ-дочь в её чреве – заставляет вспомнить приведенный выше текст Александра Чусова – о деве и дочери в её чреве. Надеюсь, никто не будет оспаривать факт, что «контейнерка» во всех смыслах этого слова «девственна», хотя в её чреве – дитя-девочка. Или этот спор должен вестись на самом высоком уровне философии и богословия. Вот в такое время мы живем, и в такой литературе приходится разбираться – если, конечно, есть желание разобраться.
В заключение несколько слов о двух мероприятиях в курируемом мною LitСlub «Личный взгляд», в котором мы стараемся, по мере возможности, проводить серьёзные обсуждения происходящего в литературе. 2 февраля состоялся «Поэтический контент», посвященный анализу творчества Светланы Богдановой, о котором хорошо написала Наталия Черных (портал «Лиterraтура», № 112, февраль 2018), с текстом которой можно ознакомиться здесь. А 1 марта – вторая встреча на тему «Антропологический сдвиг в сознании современного человека и отражение этого в литературе». Сдвиг этот идет – чтобы увидеть его, достаточно оглянуться вокруг. И он исследуется соответствующими специалистами. Но и литераторам, если они хотят понять, что происходит в их профессиональном мире, не обойтись без серьёзного осмысления этих процессов.