Юрий Анатольевич Рыдкин – поэт, прозаик, филолог, основатель обжитизма.
Родился 8 апреля 1979 года в городе Гомеле.
В 2004 году закончил ГГУ им. Ф. Скорины.
В 1998 г. получил травму позвоночника и навсегда лишился способности ходить.
Основные работы: изданный роман «Німб над сэрцам», повесть «Репрессированный стук», манифест артнаправления «Обжитизм», стихи разных лет.
Ще…
«…напэўна нешта не хаваецца спачатку
к небезразличию зовёт землетрясение
щепотку перца броско бросили в перчатку
чтоб та в лицо попав позарилась на зрение
а в перспективе балагурят дети внуки
когда в ладонь ложится что-нибудь дородное
ханакидаются бравурные киуки
і з цягам часу атрымаецца лагоднае…
свободе следует за кратамі учиться,
и наше НЕТ закрыли в камере хранения
со мною вкупе, ибо там оно иглится;
из мрака в ауру вхожу, в о-це-пе-не-ни-е,
где эмигрирую в оргазм, как на чужбину,
и там шукаю историческую Родину,
покуда в busе, чуя миной Палестину,
я на диване экскурсирую уродину
из magazinа с травматическим названием,
ему при дрэннам переводе будет впору
просторный ступор с параллельным зависанием,
который так вприпрыжку катится на гору,
шо аж подташнивает… только бы не хуже…
а то тут некому блевать… тем паче чистить…
я утопически мыслирую о суше…
где не за что меня могли бы не отп……ть
ў мінулым гомане які прыйшоў навошта
які трымаецца за мову як за яйкі
аж две империи вогнали мне подкожно
и я не знаю что должно сиять на майке –
с презервативом рупор или с перспективой
навек замолкнуть но душа не прости тутка
поскольку платной не бывает и смазливой
так незвычайнае штодзённым стане хутка…
войти в состав иль оказаться под составом,
длины которого достаточно для акта
с самой планетою Земля, таким удавом
оранжерейные условия для fuckта
куда приятнее плодить, чем куцей цепью
сомнений или же событий о событиях;
придётся нации опомниться под степью,
где без спасательных жилетов на открытиях
возможно будет стать выносливей Вампилова
хотя бы в области физических усилий;
а мне б для рифмы оттолкнуться от Анпилова,
перстами уст открыть одну из русских лилий
и рассечение истца покрыть пыльцою,
чтоб бельма в крапинку из раны тесной вылезли,
уподобляясь окровавленному Цою;
мы их посадим вдоль ЖД, пока не вывезли…
самота быццам бы прываблівае жахі
болваны выбиты из тонкого намёка
перед пробитием штрафного спрячьте пахи
под зонтик атомный – туда им и дорога!
стонать под гнётом научились на отлично
не разобраться где от боли где от кейфа
каранда шансом рабовила тико ично
нам трэба хуценька шукаць замок ад сейфа…
а дальнозоркости некормленого ока
казалось аксиоматически, что эта
стихопроворная строка короче срока,
ей отведённого для версии, что где-то
на расстоянии от Добруша до Злынки,
в Нарратомании промеж «яшчэ» и «хватит»
за бульбанутыми шпионили поминки
из миротворческих краёв, где на кровати –
то ль мостик детский, то ль нога в колене согнута,
углы меняет от тупого до опасного,
а сверху падает гудящее инкогнито
в десятку знамени японского иль красного
креста,
иль в простынь с болью, наследившей без соломы,
без языка, без государства, без правительства;
пересидим в бомбоубежище истомы,
себя из клочьев соберём себе на свингерство,
когда закончится строка сия про строку…»
2014
ПРОЦИТИРОВАННОЕ ТИТЛО
> + < = ><
«…косит под лёс косматый космос комплексольный
награда ада девианится изрядно
нирванидуб закабинетился в престольный
при ослеплении он выглядит нарядно
в толпе изгойевая гойя живохуит
и в одиночку помышляет о пропелле
неразукрашенная куколка кукует
в минскомоём сгоревшем дочерна отелле…
цирк: циркулирует железный позвоночник
по кольцевой цепи событий возле выи,
и с каждым кругом не узнать пейзажи точек –
свои, грудные, городские, полевые;
в вагонах светит серый мозг обратно ходу;
забуксовал БелАЗ на сердце, эдельвейсы
в кабине жмут; жду поминальную пехоту,
штурмуя штормы… мой хребет разбит о рельсы…
иль то подорван грыжей антипартизана
из блядомании тварной товарняковой
загромоздившей теломякоть пармезана
и дело костное завалено подковой
тупит могелка или трупит до сирены
и націск куцый смертоносится сонливит
кишат по-шулерски ментовские мурены
вот-вот архангел над носилками поднимет………………………………………
реаниме гортанда воды кровопуски
читумба клятвенная юбится шаманно
медиасёстры так жеманно жмут на пуски
что хренобубера купируют обманно
хватает мне дебиловольт для воскрешения
для пущих Ев дискредитированы рёбра
теперя мне не начудить на согрешение…………………………………………
и вот уже который год абракакобра,
пока из скорости дешёвой спицы вяжут,
стеклят колёса миражом – убогий тюнинг,
в кругах неназванные (б)лики блекло пляшут,
видны в помине теневые нити нюней;
коляска – пень передвижной, прививка lifа;
теперь внизу предполагается чувствительность;
в портках по памяти фонят фантомы кайфа;
нехватка такта в этой тактике тактильности;
смотря в подзорную бутылку полулитра,
она мигрирует картофельным протестом
в промежность пальцев или в люд; когда длань-гидра
взята безэпиляционным лобным местом
перед падением в квершлаг – сухой ли скользкий,
рот открываю только я и утепляю
глазные яблоки фальваркам панско-польским;
и пунцовею я… белею… блею… бляю…
блюю… блюю… кулак, беременная мраком,
всегда рожает на свече, щеке без боли,
но ледогория настаивает раком
витавинальная гадалия для столi…»
2014
Из цикла «МЕТАСТАНЦИЯ»
…
Во рту железном, станционном – мост бетонный,
а по нему снуют искусственные зубы
и пережёвывают воздух монотонный.
Улыбка здесь по расписанию. Где губы?
Благие цели крестят станцию движением
то по мосту, то по чугунке. Ну, а в яблочке
стоит студент (наверно, я) перед падением,
стоит и думает о мамочке и папочке.
В запретном плоде неоформленным огрызком
стою… Проверю позвоночником на прочность
инстинкт и ветер… Я подталкиваем риском…
Я сдам по ходу сопромат… Повсюду точность!..
Десятка – это 1:0 не в нашу пользу.
Окно в ничто пробьёт стрела от Азазеля.
Круги мишени, как обычно, станут в позу,
и шторм не будет штурмовать девичьи мели…
А потому что в резонансе нет резона.
(Мост – это радуга, а Конгу – повод к грыже.
Чем ощутимее химера, тем бесцветней.
Над горизонтом горизонт для тех, кто ниже,
кто на носилках, чья влюблённость безответней,
чем у других).
…
Тудух-тудух… Плывёт корабль по железу.
По курсу – штиль – и не высокий, и не низкий.
По ходу негде окопаться стипл-чейзу.
Но по прогнозу партизанские сюрпризы,
что в виде громких тупиков, постигнут скоро.
Колёса (будто бы блины, блины от штанги
для Селяниновича или Святогора)
снаружи крутятся по стрелке, а с изнанки
антонимическую рулят пантомиму,
где – теневая оппозиция полудню.
Взгляд намотало колесо (Облонской мимо),
глаза зелёные приблизились к мазуту.
Выходит чай из берегов, а пенка в центре.
Я выцеловываю из водоворота
святой плевок нерастворимого народа,
мой фейерверк – rewind, вовнутрь, прямо в сердце…
И туалет не отличается от тамбура,
а если вставить линзы слёз, – от топинамбура.
Состав пустой, у пустоты состав вещественней.
Чем глубже в голову, тем остальное девственней.
Ряд необлапанных окон по леву руку,
в них Brьckergasse видно, дом – шесть, шесть, четыре.
Всё – капитально. Только жаль, что нету звуку.
Эпоха в кляре и в младенческом клавире.
Пора, пора менять политориентацию!
И вид невымытый, и кость в хрусталик метит,
но я жую правооконную сенсацию.
Глаза, задрав подолы век, белками светят
туда. С бесстыдниками мозг не солидарен.
Ромалэ стибрили шотландского ребёнка.
И уйма миль… иль это Милль утилитарен?
Как истерична историческая гонка
по меркам глазьев, до зубов вооружённых
сырыми ставками, и все они – на прибыль.
Как жаль, закончилася эра прокажённых,
а то бы слёзы конвертировали убыль.
Да нет, я всё-таки центрист с приставкой «эго».
Стоп-краны сорваны, но скорость есть и в статике.
Вручить бы ступору – верительного тега
и метку чёрную за подписью гимнастики.
Состав – посредник между пятками и сталью.
Я колдыбаю по дороге над дорогой.
На пару с поездом мы гонимся за далью:
я – за башкой его, а он – за остановкой.
Вон вроде призрак воплощается плацкартный:
сквозь Сеть просеивает письма тень девчонки.
Во встречном поезде герой эпистолярный
перевербован сновиденьем трудоёмким
о ней. Чем дальше друг от друга параллели,
тем они перпендикулярнее, мгновеннее.
Бывает, в линию сплавляют еле-еле
две равнобежные, но ждёт их расслоение.
(Я упоительно утопленный в утопии,
слыву поддакнутым, поддатым и податливым.
Столпотворение времён в пространстве замкнутом
приводит к оргии, потом – к клаустрофобии).
Из цикла «ОДОМАШНЕННЫЙ МИРАЖ»
III
– Какой быт в …оме?
– В доме?
– Нет-нет, в коме!
Мозги… ни зги… Как много темени под теменем…
Преддверье гроба есть коробка черепная…
На почве почвы разногласия со Временем…
Внутри ума ни стриптизёрша заводная,
ни «раз, два, три…» не повод стрелке для забега,
бо ей потребно от контраста оттолкнуться,
а бред, увы, не легитимен в чаше трека…
Я – в голове: и ни заснуть, и ни очнуться…
Но я могу зажечь накопленные луны!..
Я помню имя и фамилию, и отчество!..
И в тьме кромешной тьма предлогов для коммуны!..
Самозабвение – вот это одиночество…
А может быть, сии потёмки – это мощи
моей души, перегоревшая сердечность?..
Я здесь не стану путешествовать наощупь…
боюсь нечаянно уткнуться в бесконечность…
Мыслята, цыц!.. Чего-чего?!. Уже не страшно!..
Да, хорошо!.. Я выхожу дорогой явной!..
Кажись, меня зовёт (О)отец мой… и неважно:
родное слово – с малой буквы иль с заглавной…
НЕДОСЕКСУАЛ
звуко ринура парпарыда гули гули
синуса клолится на перики гистори
переблинуются галонные бирули
чтоб впопыхах договориться до сатори
задлазил около локального пикета
блевал во имя легитимного интима
сам на себя бо не предвиделось пакета
сенсационных предложений из кульдима…
мы в Ж и М распотрошили наши схроны,
каб на Купалле перепрыгнуть через рампу;
пока назальной новизны взрывные волны
сонливо сносят то ли дамбу, то ли амбу,
в нутро под купол шапито сую ракету,
чтоб распустились в темноте мои салюты
и осветили судьбоносную монету
с изображением малютки и Малюты;
монета, брошенная в щелку автомата,
даст торпедировать корабль супостата,
по луже пущенный мурзатою Мазиной
в надежде берег миновать хоть половиной
мой…
сраси насана чики чики урда урда
калька никурика цыноза шаполеры
какие чаты напророчат курда сурда
пока готовятся военные шпалеры
для проникнения в тролленские калдобы
поскольку литерные гаврики газары
натоўпу голаму прыйшліся да спадобы
а это необременительно для пары…
«вне взгляда первого люби!, вне поля зрения!,
люби вне поля слепоты и вне Полесья!,
люби блевотиной!, не в зуб ногой забвения!,
люби ступнями!, даже если ты Маресьев, –
доярке вдалбливает доброволец добрушский, –
пришла монархия в любовной забастовке!,
люби меня не по-земному, а по-божески!,
чтоб не заметил перемену обстановки,
констатирующую смерть…»
из нада изака ита ханана хито
счиклунно фыха барбариса женовата
наперекор махает маха близ мохито
там где подстилкою ей служит стекловата
в атазе выковом похожем на мевену
не говоря уже о схожести с загулом
в котором некто взял какую-то равенну
бо конфетти набито было чьё-то дуло…
Бобик сдох,
как ни старался он пойти в обход обхода,
как ни пыталась деться простота-простата;
как ни меняй состав, впадая в то, что рвотно, –
в себя приходишь за кулисами халата,
где нету носа между глаз, – торчат так плотно,
как минский мир заполнен тишью завещания,
он, как Гаврош, он так хорош для обещания
жениться;
в кусты спускаю семена – бычара дойный,
а то войнушка залетит, и будут войны…
лникун фиклос занин каркада челезенно
звидун шваляли по расхристанным менискам
уваленина потесундит оху…нно
и реговое отчегонит по сосискам…
милитаристский «делай раз!» размяк до «разве?»,
и дни, которых нас лишит своя же доблесть,
ракеты дарят, и в разинутом оргазме
до воспаления видна могила-пропасть…
завлос кранае чалавечае як рэха
і пачынаюцца вялікія заікі
в момент когда тикапутическая бэха
юшорит цыпки адамантовые ники…
перед прохожими бравируя культями,
я заблудился в темпоральных трансформациях:
к концу дороги добираешься частями, –
не в ногу двигаются в разных гравитациях
Беларусі и Северо-Западного края;
гаў-гаў-гаў!..
2014
КРЕПОСТЬ
«…пьянит по тратичке ахунда череп паха
овели цлопное на лисьнюю чепоху
и в полинарии дербандовая сваха
с передовой свела насущную эпоху
жаждаж бандаж фучошит нанковую ибну
пока яихи запригожатся для туми
в таком замесе я как будто бы погибну
честные бездны отделяя от зауми…
а кто с сиденья соскребёт мои извилины?,
когда вот-вот и я проеду возле «Далласа»,
по карте следуя бубновой… или пиковой;
во дни триумфа гравитации над фаллосом,
в неопускаемые дни говяжьей жёсткости
я из окна к палаткам юбок зыркал беженцем;
когда мой взгляд вооружённым стал до чёткости,
жена подзорную трубу заткнула зеркальцем,
в котором около Скаринного Мефодия
переминается эпоха онемения,
где будет Родина обкорнана до Одина
с демографическим конкуром ударения…
иззе касесны ыжарыжит ануватно
дака тыки вакедо сыскова фарыги
всё на обвалы обвалилось ну и ладно
бо с позвонками расцепились и вериги
шакасит цукин по фамилии цыцошник
басиса ынит на укрону юнисферы
а там на кока надевается кокошник
и повар флотских макарон ведёт замеры…
Я в Я донюнился до ню и с косью зайца,
в ладони потной перекатывая яйца,
шукаю без вести нашедшегося друга
с тех пор, как бросила его моя супруга,
собрав ему в донецкий путь мешок обсессий
на тему вдовьих и других капитуляций,
и хлопец бредит иль бредёт среди процессий
под канонаду аноним-аннигиляций,
в каких соломинку искать в стогу иголок
солдату выпало воздушными шарами,
и лампа лопается в спальне, вот осколок,
иль это автор громко хлопает ушами?
или его – и по плечу – тоннелем дула?,
что из-под палки служит предпосылкой к прапору;
он (автор) оборачивается в Сигоре стула;
по ходу – памятник Варваре, то есть варвару…»
2014
