Фотограф – Анатолий Степаненко

Власов Герман Евгеньевич – поэт, переводчик. Родился в Москве в 1966 г. Закончил МГУ им. Ломоносова (филологический факультет, отделение РКИ). Лауреат (поэзия (2009), фото (2015)) и дипломант Волошинского конкурса (перевод, (2011)). Первое место, в фестивале Синани-фест, Ялта (2010). Автор поэтических книг «Просто лирика» (2006), «Музыка по проводам» (2009), «Определение снега» (2011) и др. Публиковался в периодике в журналах “Знамя”, “Новый мир”, “Волга”, “Крещатик”, “Интерпоэзия”, “Новый берег” и др. Переводил стихи и прозу с украинского, белорусского, татарского, грузинского, узбекского и английского языков. Живет и работает в Москве.

На этот раз фотографии в рубрике «КАМЕРА-ОБСКУРА» необычные – репортажные, и рассказывает о них Герман Власов.

«МЫ ВСТРЕТИЛИСЬ С ТОБОЮ В ХРАМЕ…»

Какая заграница милее всего русскому сердцу? Говорят, Британия или Италия. В Англии я не был, а вот в Италии был дважды. Более того, если снова придется выбирать – выбор не изменится. Дело не только в итальянской музыке, поэзии или архитектуре – сам итальянский дух (и кухня – также!) нам импонируют. Итальянцы с легкостью потратят отложенную заначку на вечер в ресторане, если будет веселая компания. В общем, что-то общее угадывается. А еще здесь теплые камни, готовые рассказать свою историю.

Весной я много фотографировал в Италии, и рассказать мне хочется о нескольких снимках, сделанных во Флоренции.

“Когда миновало столько времени, что исполнилось ровно девять лет после упомянутого явления Благороднейшей, в последний из этих двух дней случилось, что чудотворная госпожа предстала предо мной облаченная в одежды ослепительно белого цвета среди двух дам, старших её годами. Проходя, она обратила очи в ту сторону, где я пребывал в смущении, и по своей несказанной куртуазности, которая ныне награждена в великом веке, она столь доброжелательно приветствовала меня, что мне казалось – я вижу все грани блаженства. Час, когда я услышал ее сладостное приветствие, был точно девятым этого дня. И так как впервые слова ее прозвучали, чтобы достигнуть моих ушей, я преисполнился такой радости, что, как опьяненный, удалился от людей; уединившись в одной из моих комнат, я предался мыслям о куртуазнейшей госпоже. Когда я думал о ней, меня объял сладостный сон, в котором мне явилось чудесное видение”.   (Данте, “Новая жизнь”)

Крошечная флорентийская церковь Святой Маргариты де Черки (GPS: 43.7713, 11.2572) – место, где Данте встретился с Беатриче. Собственно, здесь, как уверяет сам поэт, состоялся их второй и последний разговор – при жизни они больше не общались, но виделись, так как вращались в одном кругу. Все остальное время, с момента, когда ей было 8, ему 9 лет, до ее внезапной кончины в 24 года – Данте живет видениями, порой столь яркими, что ему становится за себя неловко. Параллельно с повседневностью выстраивается новая жизнь – мощная, захватывающая и куда более реалистичная. Можно сказать, что встреча с Беатриче открывает Данте глаза, но это зрение сродни неведомым тогда рентгеновским лучам – поэт видит скрытое, нечто более бесплотное, но куда более жизненное. Он выхватывает возникающую мысль, предопределения, а не констатирует последующие поступки. Данте, например, видит аллегорические сны – в одном из них ему является грозная фигура, которая говорит «Ego Dominus tuus» (Я — Господь твой). Данте пишет, что руках этой фигуры была Беатриче (спящая и накрытая красным). Фигура эта разбудила девушку и заставила ее съесть горящее сердце поэта. Все это мы узнаем из комментариев к написанным стихам из “Новой жизни”, книги, на мой взгляд, более раскрывающей самого автора, чем знаменитая “Божественная комедия”. Читатель, вероятно, уже знаком с комментариями, если он гуманитарий или любит искусство Возрождения.

Но вот что заметно в “Новой жизни”, а затем и в “Божественной комедии”. Существует некая “этажность” мира – плоскость, где «мы видим как бы сквозь тусклое стекло» (Апостол Павел) и живое поле творчества со своей иерархией, властным счетом и временем проявления. Важны вспышки света – они, подобно магнию, высвечивают ландшафт событий, а иногда дают возможность заглянуть за горизонт. И еще важная подробность – числа для Данте неслучайны: разговоры с Беатриче разделены отрезком в 9 лет. Интересно, что женится он (по расчету), когда ему 27, спустя два года после ее кончины. Числа 3 и 9 для Данте – связаны с Троицей. Куртуазная любовь поэта к Беатриче повлияла на формирование итальянской литературы и проявилась затем в образе Лауры у Петрарки и Фьямметте у Бокаччо. Конечно, образ Беатриче был одним из ключевых в творчестве прерафаэлитов.

Есть большой соблазн сопоставить жизнь Данте с нашими поэтами-символистами (Владимиром Соловьевым и Блоком) хотя бы потому, что развитую первым концепцию Прекрасной Дамы можно напрямую найти в их поэтике. Поднятое на новую высоту поклонение трубадуров у Соловьева превращается в Софию или начало любви. Любопытно, что Соловьев встречается с Софией трижды (поэма «Три свидания») и первый раз – именно в храме, когда ему также было 9 лет. Известно, что Соловьев оказал огромное влияние на Блока (строчка из него вынесена в заглавие). Если все это так, то объяснение феномену платонических отношений Данте и Беатриче мы находим в философской работе Владимира Соловьева «Смысл любви». Полемизируя с позитивистами, Соловьев утверждает, что смысл человеческой любви есть оправдание и спасение индивидуальности через жертву эгоизма. При этом «пафос любви» лишь в незначительной степени связан с продолжением рода. Более того, по мере эволюции форм жизни (от инфузории к человеку) любовь все менее привязана к воспроизводству и нередко может без него обходиться. В конечном счете, Данте, благодаря Беатриче, видел «сквозь тусклое стекло» и жил на том этаже, «где все сверканье, все движенье», а не «на задворках мира» (Гумилев).

В заключении хочется привести отрывок из произведения Соловьева, где он описывает опыт своей первой встречи с Софией:

<…> Мне девять лет, она… ей девять тоже.
«Был майский день в Москве», как молвил Фет.
Признался я. Молчание. О, Боже!
Соперник есть. А! он мне даст ответ.

Дуэль, дуэль! Обедня в Вознесенье.
Душа кипит в потоке страстных мук.
Житейское… отложим… попеченье –
Тянулся, замирал и замер звук.

Алтарь открыт… Но где ж священник, дьякон?
И где толпа молящихся людей?
Страстей поток, – бесследно вдруг иссяк он.
Лазурь кругом, лазурь в душе моей.

Пронизана лазурью золотистой,
В руке держа цветок нездешних стран,
Стояла ты с улыбкою лучистой,
Кивнула мне и скрылася в туман.

И детская любовь чужой мне стала,
Душа моя – житейскому слепа…
И немка-бонна грустно повторяла:
«Володинька – ах! слишком он глупа!»

(Соловьев, «Три свидания»)

Но глупость ли это? Едва ли. Напряженная работа ума и воли, направленная к неподвижному «солнцу любви», способна угадать механизм мироздания, ход небесных сфер в их согласованности с музыкальной гармонией. И если всю жизнь помнить о лазури, то на границах такого удивительного опыта бодрствования вполне может промелькнуть набросок поэмы «Кубла-хан» или даже Таблица химических элементов.